Алалия.ру

Хотелось бы на основе подробного описания симптоматики сенсорной алалии по учебнику «Логопедия» выделить те признаки, которые были у нас.

Предварительно замечу, что, как выяснилось недавно, у Федора в ухе было инородное тело, скорее всего бумажка, с раннего возраста, где-то после года, я думаю, он ее засунул. Эта бумажка лишала его 50% слуха. Однако даже снижение слуха не могло вызвать все то, что здесь будет описано. Снижение слуха усугубило ситуацию, а улучшение — позволило более прогрессивно двигаться вперед в освоении языка. Поэтому прежде чем лечить алалию — нужно тщательно проверить слух и избавиться от всех возможных помех.

Итак, что же можно отнести к нам из прочитанного.

Например, Н. Н. Трауготт сообща­ет о детях, которые слышали обращенную к ним речь на рас­стоянии 6м — это нормальный уровень восприятия речи средней громкости при нормальном слухе, но смысл слыши­мого оставался детям непонятным, хотя при этом они не были умственно отсталыми. По мнению исследователей, если и есть при сенсорной алалии снижение слуха, то оно не является ведущим в картине речевого недоразвития. Неполноценность восприятия объясняется не снижением слуха, а специфичес­ким состоянием коры головного мозга.

Снижение слуха у нас, как оказалось, было не только естественным, но и противоестественным. Но это, действительно, не было решающим фактором. Федор мог слышать с большого расстояния, но не понимал.

При сохранности звукопроводящей функции слухового анализатора у детей отмечается неспособность локализовать звук в пространстве, выявляется нарушение слуховой памяти, индифферентность к звуковым раздражителям. Обращенный сигнал (речь взрослого) оказывается слишком слабым, чтобы вызвать понимание, интерес и ответ. Невключение внимания и его быстрая истощаемость — типичные проявления в кар­тине недостаточности.

Звук Федор мог локализовать точно, и этому есть яркие примеры. Его недослышание и недопонимание касалось исключительно речи.

Неполноценность слуха при сенсорной алалии исследователи объясняют обширность очага недоразвитых или пораженных клеток коры головного мозга, отсутствием узколокализован­ного характера поражения в детском мозгу.

Действительно, ЭЭГ показало, что очаговых поражений мозга нет.

Иногда дети с сенсорной алалией безосновательно направ­ляются в специальные учреждения для глухих и слабослы­шащих детей. Н. Н. Трауготт (1940), исследовав 200 глухих Учащихся специальной школы, у 8 из них обнаружила сен­сорные нарушения, которые ошибочно квалифицировались как нарушение слуха.

Ни раз сама подозревала, что Федор тугоухий, и от других слышала, что он не слышит.

Сенсорное же нарушение отличается от сни­женного слуха отсутствием четкого порога восприятия, у ребенка отмечается мерцающее непостоянство слуховой функ­ции: сигналы одинаковой громкости то воспринимаются, то не воспринимаются.

Иногда Федор откликался, когда к нему обращались, а иногда нет: то есть как раз то слышал, то не слышал.

Увеличение громкости обращенной речи улучшает пони­мание слабослышащих детей и приводит к обратному эффек­ту у детей с сенсорной ал алией. Сверхсильные раздражители вызывают запредельно охранительное торможение в коре го­ловного мозга, и недоразвитые клетки впадают при этом в состояние функциональной блокады, повышается тормозной процесс, клетки выключаются из деятельности. Более тихую спокойную речь ребенок с сенсорной недостаточностью обыч­но воспринимает лучше, чем речь повышенной громкости, крик

Громкие звуки могли просто пугать Федора, он начинал чуть ли не плакать, если кто-то внезапно громко закричит. Да и сейчас мой крик провоцирует его нервную реакцию. Думаю, в детском саду, где гул не прекращается никогда — ему было тяжело. Поэтому он хитрил, чтобы во время прогулки одному остаться в группе, и не спал в сон — чтобы насладиться тишиной.

Дети с сенсорной алалией спонтанно могут повторить от­дельные слоги, звукосочетания, слова и короткие фразы, вос­принимаемые ими из окружающего, без специального обуче­ния, хотя повторение их является нестойким.

Это называется логореей. Федор примерно с полутора лет болтал без умолку, но речь его была совершенно бессмысленна как для нас, так и для него самого. Словесный салат.

Встречаются дети, которые относительно легко выполняют требуемое простое задание, но при этом не понимают слов инструкции вне конкретной ситуации, т. е. общий смысл фразы воспринимается легче изолированных слов.

Это тоже про нас. Например, одевая варежки, говорила ему: другую руку. И он всегда подавал другую руку. А вот когда его невропатолог попросила потрогать молоточек другой рукой — не понял, пока не показала, взяв его другую руку, как нужно сделать.

путают слова с однотипной акцентно-слоговой структурой, близкие по звучанию слова воспринимают как тождественные.

Например, лук-утюг, резинка-корзинка: не сразу на слух могли различать эти и похожие группы слова.

Иногда дети просят повторить обращенную к ним речь и понимают только то, что проговаривается несколь­ко раз, так как одноразовый раздражитель оказывается недо­статочным для восприятия.

Повторение несколько раз, медленно, с интервалами между словами, всегда давало результат.

Проговаривание в момент восприя­тия приводит к улучшению понимания, видимо, потому, что оно подкрепляется кинестезиями от собственного произнесе­ния.

Федор нутром это чувствовал. И любил повторять, особенно за мультфильмами, где персонажи не сложные, диалоги простые и удобные для повторения. Он проговаривал абсолютно все фразы. Иногда повторяет за теми, с кем играет: даже сейчас, пристраиваясь к более старшим мальчикам на площадке, старается повторять за ними каждое слово. Некоторых это раздражает, но я Федора не останавливаю, так как понимаю, что так он действительно лучше усваивает речь.

Часто дети смотрят в лицо говорящего. В этом случае понимание улучшается за счет подкрепления слухового впе­чатления со стороны зрительного анализатора — чтения с лица; включение в восприятие зрительного раздражения уси­ливает акустические впечатления.

Вот этого Федор сам никогда не делал, но я часто прошу, когда говорю что-то новое, посмотреть на меня. Также учим и буквы: проговаривая, прошу смотреть на мой рот.

При искажениях звуковой и слоговой структуры слов от­мечаются многочисленные поиски, ребенок не уверен в своей речевой продукции, ищет адекватные кинестезии: слон — «сон», «вылон», «сылон», «салон» и т. д. Диффузное недиффе­ренцированное восприятие звуков приводит к недифферен­цированному проговариванию. Постепенно у ребенка выра­батывается осознание ошибок: «Нет, я не так сказал».

Вот это у нас сейчас есть. Иногда он понимает, что сказал неверно, но не сразу может найти верный вариант, например, говорит «я пограил, нет, я поиграл».

повторяются слова, воспринимаемые в данное время или воспринятые ранее — эхолалия. Не улавливая смысла, ребенок проговаривает, отражая как эхо, слова и сло­восочетания. Эхолалически произнесенное не осмысляется и не закрепляется.

Это у нас было, лет до 3,5. Например, спрашивают у него: «Тебя как зовут?» Он в ответ: «Зовут», то есть просто повторяет последнее слышанное, не понимая вопроса и не зная на него ответа. После 3,5 лет мы начали конкретно заниматься, и с пониманием интонации речи (то есть что есть вопросы, утвердительные предложения) эхолалия практически исчезла. Сейчас он может повторять, не понимая тонкостей моих обращений, когда они слишком нагружены словами. Например, говорю ему при изучении какого-то предмета: «Это не мебель — мы же посуду изучаем, это посуда, скажи: посуда». После такой фразы, понимая, что я жду ответа, он запросто может сказать: «Это не мебель, скажи, это посуда», то есть не выбросив ненужное слово.

При наличии собственной речи дети с сенсорной алалией говорят легко, плавно, без напряжения, не задумываются при Подборе слов о точном выражении мысли и о построении предложений, не замечают допущенных ими ошибок.

Не могу сказать, что у Федора нет некоторого косноязычия и он говорит абсолютно плавно. С голосом у него все в порядке, но вот сама речь как будто на уроке иностранного, как будто ему трудно говорить свободно и перед тем как произнести слово, он должен подумать. Совершенно легко идут только те слова и фразы, которые он уже многократно повторял и отработал. А вот допущенных ошибок, в действительности, чаще всего не замечает, если только речь не идет опять же о хорошо усвоенных словах, ошибки в произнесении которых он замечает и поправляется. Сейчас у нас идет установка местоимения сам: он должен усвоить, что о себе и мужчинах должен говорить «сам», а о маме и девочках-женщинах — «сама». И тут он себя может поправлять, если ошибается.

Высказывания ребенка не точны по содержанию и оши­бочны по форме, часто бывает трудно понять, о чем так горячо и интонированно он говорит.

До начала занятий и курсов лечения медикаментозного, Федор понимал очень много глаголов и сам говорил глаголов больше чем существительных. Это было удивительно, так как лаголы при речевых затруднениях осваиваются в последнюю очередь. Но теперь все встало на сови места: хотя глаголы понимаются отлично, но включаются в речь очень медленно, если предложение развернутое, то это чаще всего несогласованные существительные, например: «машина кнопка папа купил», то есть «надо, чтобы папа купил машину с кнопкой».
Но сегодня порадовал меня фразой «Учительница говорила, что так правильно», это когда мы переделывали неправильно выполненное на уроке по математике задание. Фраза — чистое золото, потому что сложная и правильная.

Неустойчивость значений слов, нечеткость произношения приводят к тому, что дети действуют по словесной инструк­ции неуверенно, смотрят друг на друга, ищут помощи и под­держки при затруднениях в понимании.

Действительно, Федор, например, при задании показать глазки-ушки, сначала смотрел, как это делают другие. Пока не выучил части тела.

При выполнении заданий и при обиходном общении дети ориентируются на лексические значения и игнорируют грамматические.

Да, с грамматикой большие проблемы, например, совершенно пока нам не поддаются предлоги. Эти маленькие словечки для него настолько незначительны, что даже занятие на ориентацию в пространстве с помощью слов он считает каким-то бесполезным делом. Например, сказать по картинке, что кот под столом, а ваза на столе — ему очень сложно, но пока вплотную мы к этому и не преступали.

У них ограниченные возможности при организации ролевой игры, часто она сопровождается бессвязным проговариванием не­ дифференцированных звуковых комплексов и неадекватно употребляемых слов и словосочетаний.

Первые его попытки ролевых игр можно отнести ко времени еще до его двухлетия, это довольно рано. Он брал игрушки резиновые и они между собой как-то общались. Тогда, действительно, было совершенно непонятно, что говорили эти игрушки. Но уже к 3 годам он освоил игhe в доктора, водителя и т.п., и звуковое сопровождение, хоть и было бедным, вполне адекватное и не дифференцируемым я его назвать не могу.

Дети не могут длительно слушать, когда им читают или рассказывают. Не понимая содержания, они теряют интерес и перестают слушать. Новые слова и структуры ребенок осваи­вает медленно. К речи не критичен, в поведении хаотичен, действует часто импульсивно.

Да, с книгами у нас всегда были проблемы, читать мы начали после года, но он всегда отбирал у меня книгу, даже не вслушиваясь, и сам рассматривал картинки. Что-то читать, и то в переложении на понятный для него уровень, начали в 3,5 года. Сейчас простые сказки читать уже можно без изменения текста и интерес его достаточно устойчив.

На счет хаотичности — спорно. С одной стороны, да, он несколько непредсказуем и управлять им было трудновато. Но с другой стороны, очень усидчив, может сидеть за рисованием или конструктором долгое время, собирать какие-то фигурки без схем, воспроизводя по памяти, например, мотоцикл или паровоз.

Фре-шельс рекомендовал создавать вокруг ребенка не только ти­шину, но и ситуацию зрительного голода: не показывать картинок, игрушек и т. д.

Это уже не по признакам, а по способам коррекционного воздействия. Выделяю эту фразу из остальных, так как никогда у нас не было ситуации зрительного голода. Думаю вот теперь, надо собраться с силами и в детский сон, когда старшие часто не спят и смотрят мультфильмы, уделять время совместному чтению.

.